Операция «красная звезда»: неизвестные страницы «Великой войны континентов»

 
Операция «красная звезда»: неизвестные страницы «Великой войны континентов»



7 октября 1966 года Президент США Линдон Джонсон выступил в Нью-Йорке с программной речью, в которой сформулировал три основные цели европейской политики США. Наряду с двумя традиционными  - укрепление североатлантического союза и поддержка интеграционных процессов в Западной Европе – в том докладе прозвучал еще один, неожиданный тезис о необходимости «поскорее наладить связи между Западом и Востоком». Так было положено начало одному из самых драматических и наименее известных эпизодов Холодной войны, в который оказались вовлечены сотни людей практически со всех континентов планеты – политики и ученые, военные и банкиры, агенты спецслужб и адепты европейских эзотерических организаций…

К середине 60-х г.г. ХХ века в США уже прекрасно понимали, что Советский Союз достиг, если не паритета в «гонке вооружений», то такого уровня накопления ядерных боезапасов и развития средств их доставки на трансконтинентальные расстояния, которые достаточны для гарантированного уничтожения обеих сторон. Практическим результатом сделанного заключения стала разработка альтернативных сценариев оказания выгодного для США воздействия на Советский Союз, с целью нанесения ему поражение «не боевыми методами», то есть без развязывания новой мировой войны.  И такой сценарий был смоделирован, приобретя широкую известность под названием – «теория конвергенции».

Сущность теории конвергенции, по словам одного из членов Исполкома Римского клуба Хуго Тиманна, озвученных им в Каннах в ноябре 1968 года на Международной конференции по научному управлению, заключалась в следующем:
«В мире – и «у нас», и «у них» - постепенно начинали осознавать, что масштабы современной созидательной человеческой деятельности, независимо от различий в социально-экономическом устройстве государств, требуют рационального управления, сталкиваясь с новыми проблемами, порожденными НТР, а их решение требует разумного сочетания централизации и децентрализации».

Отсюда делался вывод о том, что в ходе процесса кооперации усилий по противодействию глобальным угрозам человечеству (таким как: нехватка энергоресурсов, проблема бедности в странах третьего мира, экологические последствия ускоренной индустриализации, появление новых заболеваний и т.д.), социалистические и капиталистические страны приобретут схожие цивилизационные черты, что позволит преодолеть существовавший между ними антагонизм.

Идеи «конвергенции», проникнутые, на первый взгляд, гуманистическим пафосом и чувством ответственности за судьбы всего человечества, разрабатывались, однако, не только и не столько учеными-энтузиастами («ботаниками»), сколько предельно прагматичными и циничными аналитиками из атлантистских геополитических центров. Эти многочисленные структуры, имевшие сложную структуру и практиковавшие интеллектуальное разделение труда, тем не менее, работали над решением единой задачи – концептуальное и методологическое обеспечение победы атлантизма в его планетарной дуэли с евразийством.

На вершине пирамиды находились такие атлантистские транснациональные геополитические организации, как  «Совет по международным отношениям - CFR» (СМО), Билдебергская группа (БГ) и «Трехстороння комиссия» (ТК), объединявшие наиболее влиятельных политиков и финансистов США, Западной Европы, а в последующем и некоторых стран Тихоокеанского региона. Они отвечали за т.н. “decision making” («выработку решений»), которые потом реализовывались соответствующими правительствами, внешнеполитическими ведомствами и спецслужбами атлантистских государств.

Следующий уровень был представлен атлантистскими «фабриками мысли», «мозговыми центрами»  (“think tanks”), отвечавшими за проведение комплексных геополитических исследований, прогнозирование и выработку концептуальных моделей и сценариев, которые передавались в организации первого уровня – СМО, БГ, ТК («вашингтонский обком»). К наиболее влиятельным “think tanks” атлантизма относились “RAND Corporation”, “Freedom House”, “Albert Einstein Institution”, “American Enterprise Institute”, “Committee on the Present Danger”, “John Hopkins School” и многие другие. Финансирование указанной деятельности осуществляли такие филантропические организации как фонды Форда, Карнеги, Сороса и т.д.

На третьем уровне создавались т.н. «интеллектуальные площадки»,  то есть международные неофициальные (или полуофициальные) структуры, для участия в которых привлекались представители политических и интеллектуальных элит с другой стороны «Железного занавеса». Они использовались в качестве каналов идеологического влияния на оппонентов, внедрения в их мировоззрение выгодных атлантистам взглядов и представлений, то есть для распространения своеобразных «геополитических вирусов». Типичным примером подобной структуры являлся Римский клуб, созданный в 1960-х г.г. Аурелио Печчеи и группой европейских ученых, тесно связанных с СМО и БГ.  Частично, подобную функцию выполняли и филиалы ТК, созданные в Китае и СССР.

Аксиомой американской внешней политике  с XIX века было признание геополитических закономерностей. История человечества расшифровывалась при помощи бинарного геополитического кода: как противостояние Моря (атлантической цивилизации) и Суши (евроазиатской цивилизации). А с этой точки зрения несостоятельность теории «конвергенции» кристально ясна. Никакая кооперация систем не в состоянии снять, отменить  фундаментального геополитического дуализма. В процессе подобного «диалога» либо каждый останется при своих, то есть никакой конвергенции не произойдет, либо победит только одна сторона, навязав противоположенной свою систему ценностей. Следовательно, и в этом случае о конвергенции говорить не приходится. Все это прекрасно осознавали американские стратеги, с макиавеллической улыбкой готовившие для Советского союза концептуального «троянского коня», более действенного, чем ядерное оружие, но при этом преподносимого, как «акт доброй воли» с их стороны.

Эпохальное выступление Л. Джонсона, в котором он впервые упомянул про необходимость организации «моста между Востоком и Западом», и тем самым, сформировал предпосылки для распространения идей конвергенции, было проявлением колоссального интеллектуального и организационного труда атлантистских “think tanks”. Одним из непосредственных координаторов указанного проекта был активист СМО - Макджордж Банди, занимавший в различное время должность помощника по вопросам национальной безопасности в администрациях Кеннеди – Джонсона, а в последствии возглавлявший фонд «Форда».  Весной 1967 года Банди отправился в поездку по Европе – в Лондон, Париж, Бонн, Рим и Москву. Параллельно, начались неформальные переговоры с послом СССР в США Добрыниным. Выступая от имени высшего американского руководства, Банди предлагал создать «международный научно-исследовательский институт нового типа», который бы соединил исследовательские, образовательные и политические функции. Он предлагал рассматривать институт как своеобразную интеллектуальную площадку, на которой ученые из различных стран могли бы сообща работать над решением глобальных проблем человечества по ту сторону идеологической ангажированности. Фактически речь шла о создании геополитической структуры «третьего уровня» - для влияния в духе конвергенции на советскую сторону. Не удивительно, что практически сразу к переговорам по этому вопросу было привлечено все руководство «Римского клуба». Многосторонность будущего института с самого начала оказалась ширмой, так как американцев интересовала исключительно возможность инициировать диалог с Советами и в случае отказа нашей страны от участия в нем, они планировали вообще свернуть проект.

Но как можно было подтолкнуть Советский союз, тем более в самый разгар «холодной войны», к участию в каких-то полуофициальных структурах, проникнутых «духом конвергенции»? Оказывается достаточно просто…

В СССР традиционно настороженно относились к любым неофициальным контактам с западными странами в области гуманитарных  исследований. Исключение составляла лишь сфера научно-технического сотрудничества, активно использовавшаяся различными советскими госорганами для того, чтобы пробить «брешь» КОКОМе – существовавшей системе драконовских запретов, накладывавших ограничения на экспорт в СССР товаров, подпадавших под признаки «двойного назначения». Все это было прекрасно известно американцами, поэтому они акцентировали внимание преимущественно на проблемах, связанных с научно-технической революцией и необходимостью кооперации международных усилий для прогнозирования, выявления, локализации глобальных угроз в этой сфере. Расчет оказался верным, и несмотря на первоначальную негативную реакцию МИД СССР, эта идея неожиданно получила поддержку сразу из нескольких источников.

В недрах советской системы, кроме обычных «диссидентов», существовала особая интеллектуальная прослойка, сочувствовавшая идеям конвергенции, представители которой с симпатиями смотрели на Запад, были вдохновлены его методологическими достижениями в области менеджмента, социологии, кибернетики и т.д. Основными идейными центрами указанного течения были такие структурные подразделения АН СССР, как Институт конкретных социальных исследований (ИКСИ), Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ) и Институт США и Канады. В их рамках активно изучалась западная практика управления сложными социально-экономическими процессами и возможность ее адаптации к советским условиям. Ключевой же организацией, связывавшей эту «пятую колонну» в одно целое, был Всероссийский научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ), созданный заместителем председателя Государственного комитета по науке и технике, академиком АН СССР доктором философских наук Джерменом Михайловичем Гвишиани. Именно он обеспечивал лоббирование взглядов и легитимность сторонников теории конвергенции в высшем политическом руководстве страны, для чего активно пользовался своими родственными связями с тогдашним Председателем Совмина А.Н. Косыгиным. В своих мемуарах – «Мосты в будущее», вышедших в свет в 2004 году уже после его смерти, Гвишиани подробно описывает, как он убеждал Косыгина поддержать американскую инициативу и поручить именно ему вести переговоры по созданию международного исследовательского института. Сейчас трудно говорить однозначно, был ли Гвишиани, по его собственному признанию уже в 1960-х г.г. критически относившийся к советской системе и находившейся в тесном контакте с руководством Римского клуба, агентом геополитического влияния атлантистов в СССР, либо его в силу геополитической невежественности «использовали втемную». Однако бесспорно, что роль Гвишиани в интенсификации конвергенционных процессов, ставших ни много, ни мало одной из предпосылок «перестройки» и развала СССР, оказалась критически важной.

Кроме того, за создание совместного с американцами международного научно-исследовательского института неожиданно выступил и всесильный КГБ, рассчитывавший использовать новую исследовательскую структуру в качестве очередного канала разведывательной информации по научно-технической проблематике. Как показали дальнейшие события, пытаясь решить тактическую разведывательную задачу, советские органы госбезопасности оказались вовлечены в стратегические процессы более высокого, геополитического уровня, который изначально либо вообще не принимался в расчет, либо фундаментально недооценивался ими.

Таким образом, в результате сложного и многовекторного процесса, инициированного атлантистскими геополитическими центрами, высшим политическим руководством СССР была санкционирована работа по созданию международного научно-исследовательского института т.н. «нового типа». На протяжении нескольких лет в различных городах мира велись интенсивные переговоры между академиком Гвишиани и Макджорджем Банди, участниками которых часто являлись также Аурелио Печчеи, председатель «Римского клуба» и Роджер Левьен, один из руководителей “RAND-Corporation”.  В качестве места дислокации будущего института  была избрана одна из бывших резиденций династии Габсбургов – древний замок Лаксенбург в тринадцати километрах от Вены. Это место знаменито тем, что не раз служило укрытием для политиков из различных стран, желавших вдали от чужих глаз провести секретные переговоры, исход которых часто влиял на геополитические судьбы мира.

4 октября 1972 года в Лондоне представители СССР, США, Великобритании, Франции, ФРГ, ГДР, Канады, Чехословакии и ряда других государств подписали документ о создании организации, получившей название - Международный институт прикладного системного анализа (ИИАСА) с дислокацией в Австрии. Председателем первого совета института стал академик Гвишиани, а директором – профессор Гарвардского университета Говард Райффа.

Под «крышей» вновь созданной структуры сразу же закипела «бурная работа», причем каждый из участников приступил к реализации своих планов.

КГБ, располагавший в тот период в Австрии значительными силами и средствами, приступил к массированному наступлению на КОКОМ. Чекистов, в первую очередь, интересовали ученые – сотрудники института с той стороны «Железного занавеса», как потенциальный вербовочный контингент для доступа к скрываемым от нашей страны «ноу-хау». Надо признать, что деятельность советской разведки на этом направлении, скорее всего, была достаточно успешной, потому что в период правления Р. Рейгана, радикальное крыло американского истеблишмента настойчиво призывало  прекратить финансирование ИИАСА, превратившегося в «осиное гнездо КГБ». В 1981 году австрийская газета «Де Прессе», а за ней и немецкий журнал «Ди Вельт» назвали Гвишиани ни больше ни меньше, как «шефом европейского отдела КГБ». СМИ призывали местную контрразведку «пристально заняться не только его деятельностью, но и всем институтом в целом».

Однако, несмотря на все это, ИИАСА успешно функционировал, не испытывая каких-либо особых сложностей с австрийскими властями. Более того, американское финансирование института было сохранено и при Рейгане. Как это стало возможно? Дело в том, что кроме противостояния разведок двух систем (ЦРУ и КГБ), с западной стороны был еще один коллективный игрок – атлантистские геополитические центры, - которым не было адекватного оппонента в СССР. Их, в первую очередь, волновали не частные, тактические проблемы (промышленный шпионаж и противодействие ему, чем собственно были озабочены спецслужбы обеих сторон), но возможность использования ИИАСА для решения стратегической задачи – транслирования на самый верх советского партийного руководства различных идей, программ, сценариев,  проникнутых духом конвергенции, чтобы на следующем этапе подтолкнуть СССР к таким шагам, которые приведут к его самораспаду.

Таким образом, победе КГБ на тактическом уровне симметрично соответствовало поражение Советской империи на уровне стратегическом (геополитика). В этом нет вины собственно КГБ – орудия партии, в этом вина самой партии, утратившей важнейшие геополитические ключи для расшифровки цивилизационных и парадигмальных кодов. «Наживка» в виде пресловутой теории «конвергенции», вначале отвергнутой советским руководством, по инерции продолжавшим действовать в русле евразийской геополитики И. Сталина, в конце-концов была заглочена. Академик же Гвишиани и его команда авторитетно засвидетельствовали, что советская наука просто не имеет необходимых аргументов для критики идей конвергенции, проникнутых гуманистическим пафосом и чувством ответственности за судьбы всего человечества. Двери открылись, «троянский конь» вкатился за ворота «Железного занавеса»…

В «Интернете» на сайте информационного агентства «Стрингер» приводится любопытное свидетельство одного из бывших сотрудников советской внешней разведки, имевшего самое непосредственное отношение к функционированию ИИАСА. Якобы, в конце 1970-х – начале 1980-х г.г.  некой группе аналитиков из АН СССР удалось убедить Ю.А. Андропова в том, что методология, основанная на марксистской аксиоматике, более не в состоянии эффективно реализовывать и защищать интересы советского государства, как на внешне-, так и внутриполитической аренах.  Андропову было предложена заимствовать рыночные приемы и механизмы управления и использовать их для превращения предельно централизованного СССР в «сверхкорпорацию», конкуренции с которой не сможет выдержать ни одна ТНК или экономика отдельных государств. Это была операция под условным наименованием «Корпорация Красная звезда». В качестве места подготовки новых квалифицированных кадров для осуществления подобных преобразований было предложено использовать уже существовавший к тому времени ИИАСА. Под личным руководством Андропова во внешней разведке КГБ  была создана специальная команда, занимавшаяся отбором и направлением в Вену «стажеров», за каждым из которых закреплялся соответствующий куратор из ПГУ.

«Стрингер» пишет:
«Под крышей венского Международного института прикладного системного анализа развернулась захватывающая борьба советских и западных спецслужб за души и мозги двух десятков советских молодых специалистов, которых Андропов готовил на роль спасителей и преобразователей советской экономики. Отбор был жесточайший, более половины группы отсеялось: некоторые из-за недостатка способностей, кто-то по этическим причинам, так как почувствовал, что ими манипулируют, но те, кто остался, действительно, вошли в историю России…»

Действительно – вошли в историю, но только не так, как это возможно представлял себе Андропов. В ИИАСА «под носом» у КГБ атлантисты сумели взрастить «молодую поросль», сыгравшую в 1980-х – 1990-х г.г. ключевую «роль» в осуществлении горбачевской «перестройки» и проведении ельцинских либерально-демократических преобразований в постсоветской России.  Стоит только назвать фамилии некоторых «аспирантов» и «научных сотрудников», в различное время проходивших обучение в ИИАСА и связанных с ним структурах в АН СССР, чтобы понять масштаб и глубину его влияния – Борис Березовский, Петр Авен, Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, Сергей Глазьев…  Имена многих других выходцев из ИИАСА до сих пор находятся под завесой секретности.

Эти факты проливают свет и на многие эпизоды и из жизни самого академика Гвишиани, который в своих мемуарах старательно избегает любых упоминаний о КГБ, хотя деятельность возглавлявшегося им института на всех этапах была неразрывна связана с этой могущественной организацией. В описанном контексте можно утверждать, что Гвишиани на протяжении многих лет являлся классическим «двойным агентом» геополитического влияния атлантизма. Выступая на тактическом уровне заодно с КГБ и даже, возможно, занимая в нем какие-то должности, в игре более высокого порядка он лоббировал интересы противоположной стороны, убеждая Косыгина и Андропова в необходимости заимствования с Запада методологической базы и корректировки внешнеполитического курса в духе конвергенции.

После смерти Ю.А. Андропова и прихода к власти М.С.Г орбачева инициатива в рамках ИИАСА окончательно перешла к американцам, причем как на геополитическом, так и тактическом уровне. Дислокация в Австрии и возможность заниматься «промышленным шпионажем» была приманкой для КГБ, когда же последние политические барьеры при Горбачеве оказались снятыми, можно было окончательно переезжать в Москву, т.к. изначально влияние шло именно в этом, только одном направлении. Как следствие, с середины 1980-х г.г. основная деятельность ИИАСА была перенесена в СССР в созданный в рамках Академии наук ВНИИСИ.

Гвишиани:
«Изначально считалось, что новый институт должен заниматься главный образом стратегическими проблемами государственного масштаба. Именно поэтому он и был связан с Госкомитетом по науке и технике, а с началом перестройки недолгое время с Госпланом с целью научного подкрепления намечавшихся управленческих реформ. Однако нас всегда интересовал гораздо более широкий круг проблем, и  мы сочли более перспективным остаться независимой экспертной и консультативной научной организацией под эгидой Академии наук СССР, а ныне Российской Академии… Теперь он [институт] обрел новое название – Институт системного анализа (ИСА)».

Признание специфических заслуг Гвишиани нашло свое отражение и в том, что в последние годы он возглавлял Комитет поддержки международных связей Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП).

Случайный прохожий, идущий мимо неприметного здания ИСА в г.Москве на проспекте 60-летия Октября 9,  как правило, даже не догадывается, что именно здесь долгое время располагался идеологический центр атлантистского влияния внутри СССР. Теперь же это лишь архаический памятник эпохи «Великой войны континентов» ХХ века, утративший было  значение и исключительность. Идеи и концепции, рожденные в недрах ИСА, являются сегодня «общим местом» во взглядах подавляющего большинства проамериканского политического истеблишмента современной России…

А.Громов